Театр не поддается запечатлению на пленку, и в этом специфика его отличия от всех остальных видов искусства. Вы, зрители, понимаете, что ваш любимый спектакль раз от раза – особая вещь, потому что между актерами завязывается невербальный энергетический диалог. Эта конструкция впускает в себя историю и зрителя, зал каждый раз разный, история каждый раз разная, внутренней глубины жанр каждый раз разный. И в этом отличие театра прежде всего от кино, которое мы можем бесконечным образом прокручивать. Или циркового искусства, которое было изначально связано с опытом экстремального переживания – упадет или не упадет акробат, например. В этом смысле цирк отчасти похож на театр – в зоне живого меняющегося сюжета, меняющейся коммуникации.

Есть версия номер два, касающаяся ритуального основания происхождения: театр восходит к ритуалам, когда охотники надевали на себя шкуры, пытались подражать зверям, чтобы поймать желаемую добычу. Но эта история предполагала, что между охотником, который «перевоплощался» в животного, и тем, в кого он «перевоплощался», не существовало зазора. Охотник, носитель древнего мышления, полагал, что он и есть этот зверь. Но современное театральное искусство дает эффект зазора, когда актер все-таки дистанцируется от своей роли, и от этого возникает еще целый ряд смыслов. Вывернутые шкуры – прототип театрального костюма, и в этом есть особая прелесть, потому что древнее искусство подражания было связано не только с животными. Были древние мимы, фокусники, они участвовали во всевозможных ритуальных празднествах, и эта практика подражания всему, что они видят, стала зачатком актерского искусства.

Но постепенно история, касающаяся пратеатральных форм, вылилась в более-менее сюжетные ритуалы. Тут не обошлось без празднеств, связанных с именем бога Диониса, тех вакханалий, где разыгрывался определенный устойчивый сюжет, в которых появились совершенно понятные с точки зрения современного театрального искусства прообразы костюмов, масок. (Все участники вакхического шествия должны были нарядиться в вывернутые наизнанку шкуры животных, обмазать лица всем, что остается после производства прекрасного вина из винограда, чтобы тотальная история про бога вина и виноделия, со всеми безумствами, была разыграна.)

Теоретики театра выбирают такую версию происхождения театрального искусства в качестве официальной, потому что это единственная театральная практика в истории человеческой культуры, которая предполагала зрителя. Этот ритуал был доступен абсолютно для всех, в отличие от знаменитых элевсинских мистерий, где тоже разыгрывался определенный сюжет, жрицы изображали Деметру, Аида и Персефону, но сюда не допускался никакой посторонний глаз, в отличие от дионисийских празднеств.

Когда есть зритель, наблюдатель, который может эту историю пережить и оценить.

Каждый раз, когда зритель приходит на спектакль, символически он переживает одну и ту же историю, которая связана с рождением и воскресением божества в буквальном смысле этого слова. Мы открываем для себя взгляд в абсолютно потустороннюю реальность, потому что она живет не по бытовым законам. Даже когда актеры для вас разыгрывает театр, который называется психологическим, мы понимаем, что это все – условность, язык, прием.

Древний театр никогда не знал режиссера, были люди, которые брали на себя функции распорядителей, тренировали актеров, разучивали с ними тексты, занимались простейшим искусством создания масок и прочего, но режиссера как интерпретатора там не было. Театр на заре своей эпохи долгое время существует как площадка, связанная с прикосновением к сакральному пространству. Мы понимаем, что в ХХ веке режиссер – новое божество современного театра, он уже выполняет эти функции, он оказывается в центре сюжета.

Почему древних греков считают теми персонами, которые придумали все – литературу, театр, философию, и лучше них мы уже ничего сформулировать не можем? Самое главное, что античный мир дал представление об архитектурном чуде. Театр устроен архитектурно не случайным образом, это ощущение, связанное с созданием идеального уникального оптического инструмента.

Слово «театр» (theatron) имеет происхождение достаточно любопытное. С одной стороны, это глагол θεάομαι, который с греческого переводится как «смотреть», это действие. С другой, окончание «он» всегда давало слову значение инструмента. Буквально «театр» переводится как «орудие для смотрения». Это оптическое приспособление, которое нам дает взгляд другого типа.

Все мы были в античных театрах. Там главный фокус в том, как они устроены. Греческое мышление не предполагало каких-либо закрытых пространств. Это были сооружения, где даже во время процессий не обязательно было входить внутрь. Греция – тип культуры, принципиально открытый всему мирозданию. Это впоследствии римская цивилизация дала момент автономности человека. Греков интересовали отношения с богами, римлян интересовали римское право, социальные отношения. Поэтому архитектура другого типа – уже закрытая.

Античные театры строились принципиально на склонах холмов, это неслучайно. Большой амфитеатр, где сидели зрители, находился там, где естественный спуск холма. Грек видел уникальную картину, не просто театральное представление. Он видел синхронно огромный горизонт, открывающийся перед ним; ландшафты окружающего его мира. Поскольку весь фокус архитектурный был связан с тем, что изначально сам театр по конструкции принимал три четверти круга, это предполагало, что зритель видит с высоты птичьего полета все, что происходит на арене, которая называлась «орхестра».

Античный театр давал зрение уникального типа. Мы синхронно видим мир, населенный божествами, видим символически разыгрываемую историю, когда некие фигуры, ходящие на котурнах, в масках, произносящие тексты, обозначают эту грандиозную трагедию, которую скрывает за собой мироздание. И синхронно видит других зрителей, которые сидят рядом с ним. В этом смысле пространство новосибирского «Глобуса» позволяет немного этот угол поймать.

Римляне позволили выставлять на орхестру специальные сидения для высокопоставленных римских вельмож. Римляне придумали хитро устроенный занавес. Римляне постепенно наращивали декорационный портал, закрывали горизонт, придумывали всевозможные фокусы – изобретение крыши, которая может спасти от стихийных недоразумений. Постепенно театр отгораживался от мира, от божеств, становился «театром про людей». И в современном театре мы все владеем односторонним способом взгляда. Нас можно обмануть, сцена-коробка предполагает, что есть фокусы, есть сторона, которая нам не видна, есть какое-то загадочное закулисье. Некоторые теоретики театра, как, например, Вячеслав Шевченко, говорили, что греки, сами того не зная, построили конструкцию, которая даже анатомически повторяет глаз.

Еще нужно сказать о такой важной составляющей античного мышления – тотальное объединение. Театральное представление в Древней Греции – точки во времени, когда останавливались все возможные типы конфликтов – судебные разбирательства, небольшие военные столкновения.

Идея коллективного переживания вылилась в то, что античный театр сохранил мощную структуру, как часть представления, связанную с античным хором. Уникальность античного театра – минимум актеров. При том, что драматургия была многонаселенная. И был хор – группа людей, которая показывала определенные пантомимы, пластически-музыкальную составляющую спектакля.

Почему недостаточно было актеров, которые разыгрывают между собой какие-то диалоги? Версий было много. Как раз хор предполагает фокус, конструкцию единой точки зрения на мир. Хор иногда мог комментировать происходящее, мог выражать предвосхищение или, наоборот, предостерегать героев от каких-то действий. Это часть текста, которая иллюстрирует идею идеального зрителя. Зритель видел зрителя, который смотрел на актеров, в этом странное распределение функций. Актеры в театре – те, кто переживают и действуют. Хор – смотрит, сопереживает, но вмешаться в ситуацию не может. Зрители – последний виток этой истории, они молчат, не действуют, они могут только сопереживать. В этом была главная магия театрального искусства, которую открыли древние греки, – пережить ощущение, связанное со знаменитым понятием Аристотеля «катарсис», это страдание нас очищает и возвышает. Античный театр дал этот странный опыт, что очищение и страдание можно получить, не участвуя в событиях, в процессе. Достаточно только смотреть. И в этом фокус современного театра, который сохраняется. И в этом магия этой коммуникации.

Вы, современные зрители, должны понимать, что каждый раз, когда приходите в театр, вы совершаете этот же временной полет буквально. Главный принцип театрального искусства остается – это всегда язык, который находит визуальные, пластические, музыкальные, световые средства, находит способ чувственных знаков, которыми можно выразить невыразимый смысл.

Во второй части встречи Михаил Моисеев предложил участникам устроить в гостевой комнате настоящий античный театр. С помощью особых игровых практик гости смогли почувствовать себя внутри греческой сцены – без препятствий и границ.